Главная Курсовые 

Почему неудачника Куликовской битвы Мамая считают украинцем. Мамай — биография темника, правившего Золотой Ордой Мамай сообщение по истории

20.07.2021

МАМАЙ (?–1380) – темник (т.е. военачальник «тьмы», 10 тыс. воинов), один из видных представителей монгольской военной аристократии, талантливый и энергичный военачальник и политик в Золотой Орде.

По отцовской линии был потомком кипчаковского хана Акопы, происходил из рода Кийян, по материнской – от золотоордынского темника мурзы Мамая. Возвысился при золотоордынском хане Бердибеке (1357–1361), женившись на его дочери. Не принадлежа к роду Чингисхана, не мог сам быть ханом. Но, воспользовавшись междоусобной борьбой за ханство в Золотой Орде, в середине 14 в., в борьбе с Тохтамышем подчинил себе большую часть золотоордынской западной территории, то есть земли от Дона до Дуная, ядом и кинжалом пробился к власти. К концу 1370-х стал фактическим правителем Золотой Орды , управляя ею через подставных ханов (русские летописи называли их «мамаевыми царями»).

Разжигая феодальную рознь между русскими князьями, боровшимися между собой за получение ярлыка на великое княжение, противодействуя усилению самой сильной из подвластных ему на Руси земель – Московской, Мамай последовательно поддерживал ее противников. Основную ставку он делал на Тверь, а также – из тактических соображений – и на Рязань. При этом он, для острастки, не раз врывался на территорию Рязанского княжества (служившего буфером между Московской Русью и Ордой), опустошая его. Ориентации Мамая на Великое княжество Литовское сопутствовало его враждебное отношение к Московской Руси.

В 1378 Мамай сжег Нижний Новгород, к тому времени находившийся под покровительством Москвы и тогда же послал отряд мурзы Бегича за сбором недостающих податей у московского князя Дмитрия Ивановича. Как повествует летопись, Мамай хотел восстановить власть над Русью, желая, «чтоб как при Батые было».

2 августа 1378 на реке Воже русские воины во главе с московскими воеводами Даниилом Пронским, Тимофеем Вельяминовым и самим князем Дмитрием Ивановичем впервые, используя новые тактические приемы, сумели разгромить ордынское войско.

В ответ Мамай начал готовить новый поход на Москву.

Летом 1380 он собрал большое войско, в которое входили не только татары, но также покоренные им черкесы, ясы, чечены. Однако 8 сентября 1380 в Куликовской битве был разбит и бежал с поля битвы с небольшим отрядом татар в Кафу (Феодосию). Летописец сообщил: «...побежал поганый Мамай с четырьмя мужами в излучину моря, скрежеща зубами своими, плача горько...» – так рассказывало об этом Сказание о Мамаевом побоище . В Крыму его встретили воины ордынского хана Тохтамыша, и Мамай был убит в Кафе по одним данным – татарами, по другим – генуэзцами, бывшими его союзниками.

Наталья Пушкарева

Мамай не принадлежал к ханскому роду Чингиз–хановичей, захватил власть благодаря наступившей общей внутренней неурядице и не был признан значительной частью племен как Золотой так и Белой Орды. Власть его не была признана ногайскими ордами и казаками. Вызывающим к нему отношение становилось и со стороны московского князя.

Мамай, чтобы упрочить свое положение, стал искать союз с литовским князем, а через него и некоторыми русскими князьями. В 1377 году умер князь Ольгерд и его место занял его сын Ягайло. Мамай заключил союз с ним и начал готовиться к внутренней войне, чтобы привести к покорности непокорные ему племена и в том числе московского князя.

К тому времени владения литовских князей распространились далеко на восток и включали Рязанское княжество. Пронский князь женился на дочери князя Ольгерда и при его помощи стал рязанским князем. Таким образом, Рязанское княжество была поставлено в зависимость от Литвы. Тверской князь состоял в союзе с литовскими князьями, продолжал распространять свои владения на восток и занял несколько городов на Волге. Князь Димитрий Донской, к тому времени возмужавший, не стал считаться с ярлыками Мамая и открыто стал оказывать татарским отрядам, нападавшим на границы русских владений, сопротивление. Мамай, чтобы смирить московского князя, послал к границам Московского княжества значительный отряд под начальством царевича Арапши. Против татар князь Димитрий выслал войска под начальством своего сына, Ивана. Войска встретились на р. Пияве. Во время сражения царевич Иван утонул в р. Пияве, войска его потерпели поражение и татары заняли и разгромили Нижний Новгород.

В 1378 году Мамай выслал против Москвы более «сильный отряд и они снова захватили Нижний Новгород и Рязань и произвели в них разрушения. Но князь Димитрий выступил против этого отряда татар, встретился с ними в пределах рязанских владений на р. Воже и нанес им поражение. По сведениям летописца: «Димитрий бился с татарами на Воже и татары побежаша». Бой на р. Воже ставил Русь в положение открытой войны с Золотой Ордой. Мамай не мог мириться с непокорностью Москвы и стал готовиться против нее к походу.

Ко времени назревавшей войны против Золотой Орды владения московского княжества ограничивались пределами Московской и Владимиро–Суздальской областей и Ярославского княжества. На юго–востоке во владения Москвы вошло Мещерское княжество, образованное ханом Тогаем.

Сын Тога, Махмет Усейнович, превратил свои владения в прочное княжество, а его сын, Белимеш, принял христианство, получил имя Михаила, крестил, свою дружину и «многия люди» и признал власть московского князя; на положении подручных князей были: Белоозеро, Каргополь, Кубенск, Mypoм-Елецк и некоторые другие мелкие владетели раздробившихся русских княжеств. Владения Москвы были сжаты со всех сторон ее противниками и ограничивались пределами течения рек Волги и Оки, а на юге р. Десны и границами Рязанского княжества. Тверской и рязанский князья состояли в союзе с литовским князем и вместе с ним - с ханом Мамаем. Князь Даниил вел войну в то же время с Тверью и Рязанью; войны эти окончились мирными договорами, по которым тверской и рязанский князья обещались жить в мире и биться вместе с общим врагом. «Твой враг будет и моим врагом», - говорилось в договорах. Общая обстановка для открытого выступления Москвы против Мамая, не могла давать никаких надежд на успех. Надежды на успех московский князь мог иметь лишь при условии внешней помощи, и на такую помощь он мог рассчитывать со стороны союзников, появившихся на его западных границах.

После смерти князя Ольгерда, литовским князем стал его старший сын Ягайло. Он женился на польской княжне, Ядвиге, принял католичество и стал королем объединенного польско–литовского королевства. Католичество было принято господствующей религией и становилось обязательным для всех граждан. Литвы. Независимое положение Литвы ставилось под угрозу поглощения Польшей. Литва не могла примириться с решением Ягайло, и три его брата подняли против него мятеж. Псковский князь Александр бежал в Москву и поступил на службу московского князя. Волынский и брянский князья вышли из-под власти брата и заняли враждебное к нему положение. Эти братья Ягайло решили продолжать политику: прежних литовских князей, создававших независимую Литву сохраняя ее внутренний быт и порядки. Они не могли отказаться от общей цели, преследовавшейся их отцом - поглощения московского княжества и уничтожения Золотой Орды. Несмотря на, раскол, наступивший вследствие принятой их братом» польско–литовской Унии, у них было достаточно» средств продолжать прежнюю политику, рассчитывая; на те силы, которыми они располагали, и на сочувствие со стороны русского народа. Только при их помощи московский князь мог иметь надежды на успех, в открытой войне против Мамая.

В назревавшем конфликте между Москвой и Золотой Ордой политика Ягайло и его братьев был» одна и та же, разница была только в тактике. Ягайло вошел в союз с Мамаем, надеясь в союзе с ним сломить сопротивление московского князя и даже - окончательно уничтожить его вооруженные силы. Братья его желали войны между московским князем и Золотой Ордой, но они хотели использовать ее в. целях ослабления той и другой стороны. Они видели, что в предстоящей схватке войска московского князя, плохо вооруженные, не имевшие опытных начальников, должны будут понести поражение, если не будут окончательно уничтоженными, после чего будет усилена Золотая Орда и поднимется престиж хана.. Поэтому, чтобы не допустить окончательного уничтожения войск московского князя и подорвать престиж Мамая, они хотели оказать незначительную поддержку Москве.

Неожиданная встреча войска московского князя и литовских князей при подходе к полю сражения составляет легенду далекого прошлого. Московский князь Димитрий знал, что он выступает не против одного хана Золотой Орды, а целой коалиции: Мамая, Ягайло, рязанского и тверского князя, и, не заручившись заранее поддержкой со стороны союзников, он не мог вести войска на верную их гибель. В решении открытой войны против Мамая и поддержке его со стороны литовских князей князь Димитрий имел заранее разработанный план и главными советниками в этом вопросе являлись его западные союзники.

Мамай начал готовиться к походу на Москву. Он поднялся вверх по течению Волги и начал пополнять войска племенами Поволжья - бурят, черемис и татар. Московский князь также стал собирать войска и готовиться к отражению татар. Он разослал ко всем князьям и Новгороду просьбы о помощи. К Мамаю были посланы послы с богатыми подарками и обещанием платить дань хану по–прежнему. Мамай не согласился и требовал больше. Возглавлявший посольство Захарий Тютчев узнал, что Ягайло и Рязанский князь Олег приложились к Мамаю и заключили договор о походе общими силами на Москву с целью ее раздела. Войска союзников должны были соединиться на р. Оке и оттуда вести дальнейшее наступление. На призыв московского князя не отозвались ни Новгород, ни Тверь, ни Суздаль, ни Нижний Новгород. Обещались присоединиться лишь подручные князья Белоозера, Ростова и Переяславля. К концу августа 1380 года войска московского князя соединились у Коломны. От Коломны князь приказал войскам двигаться к верховьям Дона. У устья реки Лопасти войска переправились через Оку и продолжали движение в указанном направлении. К моменту подхода войск к верховьям Дона относится событие, которое в истории Куликовской битвы граничит с чудом.

К войскам московского князя присоединились с войсками псковский и брянский князья Ольгердовичи и войска волынского князя под начальством воеводы Боброка. К тому же времени относится и другое чудо: к московскому князю явились с войсками донские атаманы, о которых летописец сообщает: «Там в верховьях Дона народ христианский воинского чина живущий, зовимий «казаци» в радости встреша великого князя Димитрия, со святыми иконами и со кресты поздравляюще ему об избавлении своем от супостата, и приносяще ему дары от своих сокровища, иже имеху у себя Чудотворныя Иконы в церквях своих». «Неожиданное» появление при подходе к полю сражения войск литовских князей и казаков отвечало лучшим образом общему плану предстоящего сражения. Войска московского князя, идя к верховьям Дона, удалялись от Москвы на 250-300 верст, и подходя к полю сражения - ставились в положение окруженных с трех сторон их противниками. Войска Мамая, рязанского князя и Ягайло от устья Непрядвы находились на одинаковом, в отношении московских войск, расстоянии, занимая охватывающее, по отношению их, положение. Появление с юго–запада и юга войск литовских королей и казачьих, разъединяло войска Ягайло с войсками его союзников, и, кроме того, усиливало войска московского князя хорошо подготовленными к бою частями и отличными военачальниками.

Донские казаки в предстоящей войне Мамая с Москвой не были на стороне Мамая и часть их приняла сторону московского князя. Развал Золотой Орды и захват власти узурпатором, ставил перед казаками вопрос, где искать выход из создавшегося положения, и, если не все, то часть их присоединилась к войскам московского князя и стала против Мамая. Выступив из Москвы, от войск были высланы «сторожа» для розыска противника, от которых никаких сведений получено не было. После присоединения литовских и казачьих войск были посланы наряды новых «сторожей», под начальством Семена Медика. От Мелика были получены сведения, что войска Мамая находятся на р. Вороне, литовского князя Ягайло - у Одоевска, и рязанского князя на своей территории, расстояние местоположения тех и других войск от Непрядвы было около ста пятьдесят верст, в более близком расстоянии находился Мамай с войсками. Семен Мелик находился все время в соприкосновении с войсками Мамая. От пойманного татарина были получены сведения, что «Мамай располагает всею татарскою силою и половецкою, и еще понаймовал бесермены, армяне, фрязи, черкесы, ясы и буряты…» и что рати его неисчислимое множество и перечесть нельзя. 2 сентября сторожа Мелика отошли постепенно под нажимом татар к Непрядве, к Красному Холму, с вершины которого была видна вся окрестность. К 5 сентября войска московского князя и его союзников подошли к устью р. Непрядвы. Летописец пишет: «И приидоша к Дону и сташа и много думающе…» великий князь собрал совет в дер. Чернова, и просил всех князей и воевод высказать свое мнение о порядке боя. На совете одни говорили «поиде князь за Дон», другие - «не ходи, за неже умножишася врази наши, не только татарове, но и Литва и рязанцы…» Решающим оказался голос волынского воеводы - Боброка. Он заявил: «Аще хощеши княже крепка войска, то повели возитися за Дону, дабы не было ни единого помышлявшего вспять, а велицы силы ничего рещати, яко Бог не в силе, но в правде Ярослав перевозися реку - Свято–полка победи; и прадед твой князь великий, Александр, Ижеру реку перебреде, короля победи. Тебе же нарече Бог такоже творити подобает, аки победим, то спасемся, аще ли умрем, то вси общую смерть приемем от князя и до простых людей…». Выслушав Боброка и мнение других князей, великий князь сказал: «Братия, лучше смерть злого живота, и лучше было не ити противу безбожных, неже пришед, и ничтоже сотвориша, возвратиться вспять: прийдем убо ныне в сей день за Дон в вси и тамо положим главы своя все за святыя церкви и за православную веру, и за братья нашу, за христианство». Было приказано строить мосты для каждого полка: передового, большого, правой и левой руки и засадного, - войска, по пяти мостам начали переправляться через Дон. После переправы, мосты приказано было уничтожить, чтобы никто не помышлял об отступлении. Семен Мелик продолжал наблюдать за татарской ратью и 7 сентября доносил, что татары находятся на «гусином броде», в 8-9 верстах от р. Непрядвы, и советовал князю готовиться к бою.

Боевое расположение войск было поручено произвести воеводе Боброку. Боброк «урядиша полци и ставиша их по достоянию, елико где коему подобает стоети». В центре был поставлен большой полк под начальством боярина Тимофея Вельяминова; на флангах - полки правой и левой руки под начальством князя Андрея Ольгердовича, второй - князя Василия Ярославского; за левым флангом был поставлен в виде резервного - полк литовского князя Дмитрия Ольгердовича; впереди войск был поставлен передовой полк, под начальством князей Семена Оболенского и Ивана Тарусского; в Зеленой Роще был поставлен «засадный полк», под начальством воеводы Боброка, при котором находился брат великого князя, Владимир.

Личность воеводы Боброка не выяснена до настоящего времени, несомненно, что он был одним из атаманов днепровских казаков, пришедших из Волыни, потомки которого среди донских казаков существовали до последнего времени.

Зеленая Роща находилась в северо–восточном углу Куликова поля и прилегала к течению Дона, где были оставлены мосты, которые находились под наблюдением засадного полка, в стойкости которого не было сомнения.

Количество войск летописцами исчисляется, по древнему обычаю, не считаясь с действительностью, а с расчетом более сильного действия на воображение читателя. По сообщению летописца Сафония Рязанца, писавшего около ста лет после события, представляется: «И собраша вой свои сто тысяч и сто, опрече князей русских и воевод местных. Бяше всей силы и всех ратей числом в 150000 или 200000; войска были пополнены подошедшими князей литовских, число которых было 40 000 и были доведены до 400 000 воинов». Число войск, конечно, преувеличено, численность их не могла превышать 50 000 - 60 000 человек. Соображения эти основываются на том, что размеры Куликовского Поля по длине равнялись 5 верстам и в глубину - 4 верстам и было не достаточным для развертывания 400 000 армии. Кроме того, население московских владений не могла выставить такого количества, почему действительная численность и не могла превосходить 50- 60 тыс. С присоединившимися войсками пришедших извне в 40 000, все войска могли исчисляться в 90-100 тыс.

Преувеличены войска и Мамая, численность которых также не могла иметь подавляющего превосходства над московскими.

«Мамай же слыша приход Великого князя к р. Дону, отдал приказ двигаться всею силою и стать у Дона против князя Дмитрия Ивановича, доколе придет к нам советник Ягайло, князь всею силою литовской…».

К московскому князю Мамай послал послов для переговоров и князь Дмитрий предложил дань на прежнем договоре, но Мамай требовал больше. Из этих вторичных переговоров видно, что князь Дмитрий Донской не льстил себя надеждами освобождения от зависимости монгол, и, следовательно, военный поход его против Мамая был вынужденным.

Даже при благоприятном исходе предстоящего сражения, князь должен был предвидеть, что монголы не оставят его в покое и собственных сил для отражения их нашествия будет недостаточно.


Гелиевые шары прайс лист на воздушные шары.

Один из видных представителей монгольской военной аристократии, талантливый и энергичный военачальник и политик в Золотой Орде .

Имя Мамай - древнетюркский вариант имени Мухаммед , имело широкое распространение во времена Казанского ханства. Об одноименном грузинском святом католикосе см. ст. Мамай Грузинский

По отцовской линии был потомком кипчаковского хана Акопы, происходил из рода Кийян, по материнской – от золотоордынского темника мурзы Мамая. Возвысился при золотоордынском хане Бердибеке (1357–1361), женившись на его дочери. Не принадлежа к роду Чингисхана , не мог сам быть ханом. Но, воспользовавшись междоусобной борьбой за ханство в Золотой Орде , после смерти хана Бердибека , в середине XIV в., в борьбе с Тохтамышем подчинил себе большую часть золотоордынской западной территории, то есть земли от Дона до Дуная, ядом и кинжалом пробился к власти. К концу 1370-х стал фактическим правителем Золотой Орды, управляя ею через подставных ханов (русские летописи называли их «мамаевыми царями»). При нем сменилось несколько ханов, во всем его слушавшихся: Абдул, Магомет-Султан, Тюлюбек и др., после чего он сам себя провозгласил ханом.

Разжигая феодальную рознь между русскими князьями, боровшимися между собой за получение ярлыка на великое княжение, противодействуя усилению самой сильной из подвластных ему на Руси земель – Московской , Мамай последовательно поддерживал ее противников. Основную ставку он делал на Тверь , а также – из тактических соображений – и на Рязань . При этом он, для острастки, не раз врывался на территорию Рязанского княжества (служившего буфером между Московской Русью и Ордой), опустошая его. Ориентации Мамая на Великое княжество Литовское сопутствовало его враждебное отношение к Московской Руси.

Стремясь возродить могущество Золотой Орды, предпринял ряд походов в русские земли. В Мамай сжег Нижний Новгород , к тому времени находившийся под покровительством Москвы и тогда же послал отряд мурзы Бегича за сбором недостающих податей у московского князя Дмитрия Ивановича . Как повествует летопись, Мамай хотел восстановить власть над Русью, желая, «чтоб как при Батые было».

Во время ведения военных действий Мамай использовал такие факторы, как внезапность, стремительность, атака крупными массами конницы на открытой местности. Часто маневрировал на поле боя в целях расчленения противника или обхода его флангов и выхода в тыл, с последующим окружением и уничтожением; в то же время проявлял излишнюю самоуверенность, обусловленную успехами в сражениях с более слабыми противниками.

Летом он собрал большое войско, в которое входили не только татары, но также покоренные им черкесы, ясы, чечены. Однако 8 сентября 1380 состоялась Куликовская битва в ней Мамай был разбит и бежал с поля битвы с небольшим отрядом татар в Кафу (Феодосию). Летописец сообщил: «...побежал поганый Мамай с четырьмя мужами в излучину моря, скрежеща зубами своими, плача горько...» – так рассказывало об этом Сказание о Мамаевом побоище. В Крыму его встретил ставленник Тамерлана хан Тохтамыш , которому Мамай должен был уступить власть над Золотой Ордой. Мамай хотел скрыться со своими сокровищами и немногими приверженцами в Каффе, но здесь был вероломно убит.

Литература

  • Насонов А. Н., Монголы и Русь , М.-Л., 1940.
  • Греков Б. Д., Якубовский А. Ю., Золотая Орда и ее падение , М.-Л., 1950.
  • Егоров В. А., Историческая география Золотой Орды в XII–XIV вв. , М., 1985.
  • Русь под игом: как это было , М., 1991.

Использованные материалы

  • Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.
  • "МАМАЙ," Словарь личных имен :

) Золотой Орды.

Происхождение

Борьба с Тохтамышем

В 1377 году молодой хан, законный наследник золотоордынского трона чингизид Тохтамыш при поддержке войск Тамерлана начал поход по установлению законной власти в Золотой Орде. Весной 1378 года, после того как пала восточная часть государства (Синяя Орда) со столицей в Сыгнаке , Тохтамыш вторгся в западную часть (Белую Орду), контролируемую Мамаем. К апрелю 1380 года Тохтамыш сумел захватить всю Золотую Орду вплоть до северного Приазовья, включая город Азак (Азов). Под контролем Мамая оставались лишь его родные половецкие степи - Северное Причерноморье и Крым .

8 сентября 1380 года войско Мамая было разбито в Куликовской битве во время нового похода на Московское княжество, и его большой бедой было то, что на Куликовом поле погиб провозглашённый им ханом малолетний Мухаммед Булак, при котором Мамай был беклярбеком. Поражение на Куликовом поле для Мамая было ударом тяжёлым, но не смертельным, однако оно помогло утвердиться на золотоордынском престоле законному хану Тохтамышу. Мамай не терял времени, собирая новую армию в Крыму для следующего похода против Москвы. Но в результате войны с ханом Тохтамышем, поддерживаемым Тамерланом, очередной удар Мамая по Руси не состоялся. Чуть позднее, в сентябре 1380 года состоялась решающая битва между войсками Мамая и Тохтамыша. Историк В. Г. Ляскоронский высказал предположение, что эта битва «на Калках» произошла в районе мелких речек, левых притоков Днепра близ порогов . Историки С. М. Соловьёв и Н. М. Карамзин высказывали предположение, что битва произошла на реке Калке , недалеко от того места, где в 1223 году монголы нанесли русским первое поражение . Битвы собственно не было, так как на поле боя большая часть войск Мамая перешла на сторону законного хана Тохтамыша и присягнула ему. Мамай с остатками верных ему сподвижников не стал устраивать кровопролития и бежал в Крым, при этом его гарем и знатные женщины из рода Джучи, которых опекал Мамай, были захвачены Тохтамышем. Победа Тохтамыша привела к установлению законной власти в государстве, прекращению длительной междоусобной войны («Великой Замятни») и временному усилению Золотой Орды вплоть до столкновения с Тамерланом .

Смерть

После своего поражения от войск Тохтамыша Мамай бежал в Кафу (ныне Феодосия), где имел давние связи и политическую поддержку генуэзцев, но его не впустили в город. Он пытался проникнуть в Солхат (ныне Старый Крым), но был перехвачен разъездами Тохтамыша и убит. Предполагается, что убит он был наёмниками по приказу хана. Тохтамыш похоронил Мамая с почестями.

Потомки Мамая

Согласно родовой легенде князей Глинских , потомки Мамая были служилыми князьями в Великом княжестве Литовском . Глинские, родовые владения которых находились на землях Полтавской и Черкасской областей Украины, вели свой род от сына Мамая - Мансура Киятовича. Михаил Глинский устроил в Литве мятеж , после провала которого перешёл на московскую службу. Его племянница Елена Глинская - мать Ивана IV Грозного . Родственники князей Глинских, русские князья Ружинские, Острожские, Дашкевичи и Вишневецкие сыграли важную роль в развитии казачьего сообщества Поднепровья, становлении Войска Запорожского и подконтрольных ему земель, Запорожья.

См. также

Напишите отзыв о статье "Мамай"

Примечания

Литература

Научная биография Эпоха Куликовской битвы

Отрывок, характеризующий Мамай

Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.

Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог"ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг"ом Ег"молов в немцы пг"осился. Тепег"ь авось и г"усским говог"ить можно будет. А то чег"т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г"ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог"ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг"ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г"ад, князь, очень г"ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг"ог"ву их; дайте мне пятьсот человек, я г"азог"ву их, это вег"но! Одна система – паг"тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег"а, – говорил Денисов, – что я г"азог"ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г"одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…