Эмиграция из России до середины XIX в. была явлением довольно редким.
Эмигрировать из России было непросто по ряду причин:
юридической;
социально-психологической;
финансовой.
Ситуация изменилась в 1857 г., когда был принят закон, определявший порядок выезда за рубеж на временное (5 лет) пребывание, после окончания которо-
го необходимо было ходатайствовать о его продлении. В противном случае, че-
ловек считался потерявшим гражданство и его имущество переходило в опекунское правление, а сам он, вернувшись в Россию, подлежал вечной ссылке.
1892 года получили право официально уезжать из России и не возвращаться.
Установленные порядки сохранял и Устав о паспортах 1903 г.
Введение сравнительно упрощенных правил выезда за границу совпало с
отменой крепостного права. После получения свободы некоторые крестьяне решались на отъезд за границу. Значительная часть россиян уезжала на полузаконных основаниях, используя вместо паспортов так называемые легитимационные
билеты – временные удостоверения, предназначенные для жителей пограничной полосы, что облегчало и удешевляло выезд. Прежде всего, такими документами
пользовались поляки и евреи из районов черты оседлости.
Подсчеты численности эмиграции сложны – не было строгого учета, к тому же эмиграции как таковой не было (был временный выезд). Дореволюционную
эмиграцию исчисляют от 4 млн.6 (из них 40 % евреи) до 7 млн.7 (граждан Российской империи) человек.
В эмиграции второй половины XIX - начала ХХ в. различают следующие
крупные группы : трудовая, религиозная, национальная (в основном еврейская), политическая. Причем, еврейская эмиграция включает в себя религиозные, экономические и политические элементы. При ее классификации хронологический принцип не является определяющим.
6 Эмиграция и репатриация в России. М., 2001. С. 29.
7 Попов А.В . Русское зарубежье и архивы. М., 1998. С. 46.
Дореволюционную эмиграцию в отличие от последующей не принято делить
на волны, хотя некоторые авторы делают это, имея в виду прежде всего эмиграцию политическую и связывая это деление, в соответствии с советской историографией, с "этапами освободительного движения". Существует две периодизации
дореволюционной истории политической эмиграции: 1) первая делит ее весьма условно на два этапа:
- народнический (1847 - 1883),
- пролетарский (1883 - 1917),
2) вторая периодизация более сложная, в ней выделяются разными исследователями четыре или пять волн (иногда объединяют третью и четвертую):
- декабристская, или дворянская (1825 - 1850-е гг., центр – Париж),
- результат отмены крепостного права и польского восстания (1860 – 1870-е гг., центр – Лондон и Женева),
- результат второй революционной ситуации (конец 1870 – 1895 г., центр –
- (1895 – 1905 гг., центры – Женева, Париж),
- революционная (1906 - 1917) (центры – Париж, города Швейцарии, Австрии, Англии) 8 .
8 См., напр.: Пушкарева Н.Л . Пути формирования русской диаспоры после 1945 г.
// ЭО. 1992. № 6. С. 18 – 19.
Наиболее массовой среди всей дореволюционной эмиграции была трудо-
вая (экономическая) эмиграция 9 . Она состояла из безземельных крестьян, ремесленников, неквалифицированных рабочих. Эта эмиграция набирала силу постепенно, но к 1890-м годам приобрела уже впечатляющие масштабы. Она шла в ос-
новном в страны нового света, прежде всего США. Как и в России, крестьянство за рубежом объединялось в основном вокруг церковных приходов, крестьянских
братств, обществ взаимопомощи. Среди этой категории эмигрантов было мало образованных и грамотных людей, поэтому они оставили после себя мало документов, в связи с чем изучение этой группы эмиграции крайне сложно.
Отчасти с трудовой эмиграцией связана и эмиграция известных деятелей искусства, науки и культуры. Условно можно назвать эту группу эмиграцией "творческой интеллигенции". Для некоторых из них проживание за рубежом было связа-
но исключительно с выгодными контрактами (иногда довольно длительными), по-
сле которых они возвращались на родину, поэтому их можно отнести к представителям так называемой "маятниковой миграции". Для многих представителей творческой интеллигенции, ученых был важен не столько заработок, сколько признание и возможность свободно работать, что также служило еще одним весомым аргу-
ментом в пользу проживания за границей. События Первой мировой войны пре-
пятствовали свободному передвижению и приводили к потере связей с Россией.
9 См. об этом подробнее:Тудоряну Н.Л . Очерки российской трудовой эмиграции периода империализма (в Германию, Скандинавские страны и США). Кишинев, 1986.
В последней трети XIX в. довольно массовой стала национальная эмигра-
ция из России (украинцы, поляки, латыши, литовцы, финны, татары, немцы, евреи). Во многом эта эмиграция была вызвана притеснениями со стороны закона и властей этих национальностей.
Религиозная эмиграция в дореволюционный период состояла главным образом из сектантов: духоборов, молокан, штундистов и старообрядцев, которые
расселялись прежде всего в Канаде и США. Первое массовое движение за их пе-
реселение датируется 1890-ми гг., следующий всплеск относится к 1905 г. Численность религиозной эмиграции с 1826 по 1905 г. составила 26,5 тыс. православных и сектантов, из которых 18 тыс. выехали в последнее десятилетие XIX в. и в пять предреволюционных лет10 .
10 Эмиграция и репатриация в России. М., 2001. С. 31.
Можно выделить еще одну группу – так называемых "эмигрантов понево-
ле ", которые оказались за границей, не покидая своих родных мест. Это были русские граждане, которые стали американцами в связи с продажей в 1867 г. Аляски Америке. Эта группа оставила после себя значительное количество документов,
что было обусловлено существованием на этой территории различных русских торговых и других предприятий со своим делопроизводством, а также наличием
большого числа православных приходов, которые также вели свою документацию.
Количество источников, оставленное после себя различными группами
эмиграции, неравномерно. Если экономическая эмиграция, практически не оставила после себя источников, как и сектанты, то другие группы, особенно политическая, дают богатый источниковедческий материал для изучения, который необходимо активно привлекать в исторических исследованиях.
Российская эмиграция и репатриация в Русской Америке в 1917-1920-х годах
Воробьева Оксана Викторовна
кандидат исторических наук, доцент кафедры связей с общественностью Российского государственного университета туризма и сервиса.
В последней четверти XIX – начале XX вв. в Северной Америке сложилась многочисленная российская диаспора, основную массу которой составляли трудовые мигранты (преимущественно с территории Украины и Белоруссии), а также представители леволиберальной и социал-демократической оппозиционной интеллигенции, покинувшие Россию в 1880-1890-х гг. и после первой русской революции 1905-1907 гг. по политическим мотивам. Среди российских политических эмигрантов дореволюционной эпохи в США и Канаде присутствовали лица различных профессий и социального происхождения – от профессиональных революционеров до бывших офицеров царской армии . Кроме того, мир Русской Америки включал общины старообрядцев и другие религиозных течений. В 1910 г. в Соединенных штатах по официальным данным проживало 1 184 000 выходцев из России .
На американском континенте находилось значительное число эмигрантов из России, которые связывали свое возвращение домой с падением царизма. Они жаждали применить свои силы и опыт в деле революционного преобразования страны, построения нового общества. В первые годы после революции и окончания мировой войны в сообществе российских эмигрантов в США возникло репатриационное движение. Воодушевленные новостями о событиях на родине, они бросали работу в провинции и съезжались в Нью-Йорк, где составлялись списки будущих репатриантов, ходили слухи в пароходах, которые должно выслать Временное правительство. По свидетельствам очевидцев, в эти дни в Нью-Йорке часто можно было услышать русскую речь, увидеть группы митингующих: «Нью-Йорк кипел и волновался вместе с Петербургом» .
При русских консульствах в Сиэтле, Сан-Франциско и Гонолулу были созданы инициативные группы по реэмиграции. Однако лишь немногим желающим удалось вернуться на родину из-за дороговизны переезда и перевозки сельскохозяйственных орудий (условие советского правительства). Из Калифорнии, в частности, репатриировалось около 400 человек, в основном, крестьяне. Был организован также выезд в Россию молокан. 23 февраля 1923 г. вышло постановление СТО РСФСР о выделении на Юге России и в Поволжье 220 десятин земли для репатриантов, которыми было основано 18 земледельческих коммун. (В 1930-х гг. большинство переселенцев было репрессировано) . Кроме того, в 1920-е гг. многие русские американцы отказывались от возвращения на родину из-за опасений за свое будущее, которые появились с приездом «белых» эмигрантов и распространением в зарубежной печати информации о действиях режима большевиков.
Советское правительство также не было заинтересовано в репатриации из США. «Было время, когда, казалось, что момент нашего возвращения на родину вот-вот сделается свершившимся фактом (говорили, что даже российское правительство поможет нам в этом направлении присылкой пароходов). Когда было потрачено несметное количество хороших слов и лозунгов, и, когда, казалось, что мечты лучших сынов земли осуществятся, и все мы заживем хорошей счастливой жизнью, - но время это пришло и прошло, оставив нас с разбитыми мечтами. С тех пор препятствия возвращения в Россию еще больше увеличились, а мысли от этого стали еще кошмарнее. Как-то не хочется верить, чтобы правительство не впускало своих же граждан в родную страну. Но это так. К нам доносятся голоса наших же родных, жен и детей, умоляющие нас вернуться к ним, но нам не позволено перешагнуть порог крепко закрытой железной двери, разделяющей нас с ними. И больно становится на душе от того сознания, что мы, русские, на чужбине какие-то несчастные пасынки жизни: с чужбиной свыкнуться не можем, на родину не пускают, и проходит наша жизнь не так, как бы нужно… как бы хотелось…», – писал в начале 1926 г. в журнал «Зарница» В.Шехов.
Одновременно с репатриационным движением нарастал поток иммигрантов из России, включавший участников вооруженной борьбы с большевизмом эпохи 1917-1922 г. и гражданских беженцев.
Российская пореволюционная иммиграция в США оказалась под воздействием иммиграционного закона 1917 г., по которому в страну не допускались лица, не сдавшие экзамен на грамотность, не соответствовавшие ряду психических, моральных, физических и экономических стандартов. Еще с 1882 г. был закрыт въезд из Японии и Китая без специальных приглашений и поручительств. Политические ограничения на лиц, въезжающих в США, накладывал закон об анархистах 1918 г. Иммиграция в Соединенные Штаты в рассматриваемый период строилась на утвержденной в 1921 г. системе национальных квот и учитывала не гражданство, а место рождения иммигранта. Разрешение на въезд давалось строго индивидуально, как правило, по приглашениям университетов, различных компаний или корпораций, общественных институтов. Визы для въезда в США в рассматриваемый период выдавались американскими консулами в различных странах без вмешательства МИД США . В частности, Б.А. Бахметьев после своего ухода в отставку и закрытия русского посольства в Вашингтоне должен был выехать в Англию, где получил визу для возвращения в США в качестве частного лица.
Кроме того, законы о квотах 1921 и 1924 гг. дважды сокращали допустимую численность ежегодного въезда иммигрантов в США. Закон 1921 г. допускал въезд сверх квоты профессиональных актеров, музыкантов, преподавателей, профессоров и медицинских сестер, однако позднее Комиссия по иммиграции ужесточила свои требования.
Препятствием для въезда в США могло стать отсутствие средств к существованию или поручителей. Для российских беженцев дополнительные проблемы порой возникали из-за того, что национальные квоты определялись по месту рождения. В частности, российский эмигрант Ерарский, прибывший в США в ноябре 1923г., провел в изоляторе несколько дней из-за того, что в его паспорте местом рождения был обозначен г. Ковно, и в глазах американских чиновников он являлся литовцем; между тем, литовская квота на этот год уже была исчерпана .
Любопытно, что его проблему не могли решить ни российский консул в Нью-Йорке, ни представитель YMCA, опекавший иммигрантов. Однако, после серии статей в американских газетах, где был создан образ страдающего «русского великана» шести с лишним футов роста, бывшего якобы «ближайшего сотрудника царя», и описывались все трудности и опасности долгого плавания российских беженцев, риск принудительной репатриации в случае возвращения в Турцию и т.п., из Вашингтона было получено разрешение на временную визу под залог в 1000 долларов .
В 1924-1929 гг. общий иммиграционный поток составил 300 тысяч человек в год против более 1 млн. до Первой мировой войны. В 1935 г. годовая квота для уроженцев России и СССР составляла всего 2 172 человека, большинство прибывало через страны Европы и Дальнего Востока, в том числе, используя механизм поручительства и рекомендаций, спецвизы и пр. Особенно желанной Америка была для российских эмигрантов, оказавшихся после эвакуации Крыма в 1920 г. в Константинополе в крайне тяжелых условиях. Считается, что в межвоенный период в США прибывало, в среднем, 2-3 тысячи россиян ежегодно . По данным американских исследователей, число прибывших в США выходцев из России в 1918-1945 гг. составляет 30-40 тысяч человек .
Прибывшие в США и Канаду после 1917 г. представители «белой эмиграции» в свою очередь, мечтали о возвращении на родину, связывая его уже с падением большевистского режима. Часть из них стремилась просто переждать за границей трудные времена, не прилагая особых усилий для обустройства, пыталась существовать за счет благотворительности, что совершенно не совпадало с американским подходом к беженской проблеме. Так, в докладе Н.И. Астрова общему собранию Российского Земско-Городского комитета 25 января 1924 г. приводится любопытный факт о том, что американец, при содействии которого было перевезено несколько десятков русских из Германии, выражает недовольство их «недостаточной энергией». Как сообщается, «покровительствуемые им лица пользуются его гостеприимством (он предоставил им свой дом) и не ищут настойчиво работы».
Следует отметить, что данная тенденция все же не была доминирующей в эмигрантской среде, как в Северной Америке, так и в других центрах зарубежной России. Как показывают многочисленные мемуарные источники и научные исследования, подавляющее большинство российских эмигрантов в различных странах и регионах мира в 1920-1930-е гг. проявляли исключительное упорство и трудолюбие в борьбе за выживание, стремились к восстановлению и повышению утраченного в результате революции социального статуса и материального положения, получению образования и т.п.
Значительная часть российских беженцев уже в начале 1920-х гг. осознавала необходимость более прочного обустройства за границей. Как говорилось в записке одного из сотрудников Комитета по расселению русских беженцев в Константинополе, «состояние беженства – это медленная духовная, моральная и нравственная смерть» . Существование в нищенских условиях, на скудные благотворительные пособия или ничтожные заработки, без каких-либо перспектив заставляло беженцев и содействовавшие им гуманитарные организации прилагать максимальные усилия к переезду в другие страны. При этом многие обращали свои надежды на Америку, как страну, в которой «и эмигрант пользуется всеми правами члена общества и государственной защиты священных прав человека» .
По результатам анкетирования русских беженцев, подавших заявки на выезд из Константинополя в США в 1922 г., выяснилось, что этот элемент колонии являлся «одним из наиболее жизненных из беженской массы и дал самых лучших людей», а именно: несмотря на безработицу, все они жили своим трудом и даже сделали кое-какие накопления. Профессиональный состав выезжавших был самым разнообразным – от художников и артистов до чернорабочих .
В целом, российские беженцы, оправлявшиеся в США и Канаду, не гнушались никакой работой и могли предложить иммиграционным властям довольно широкий спектр специальностей, в том числе, рабочих. Так, в документах Комитета по расселению русских беженцев сохранились записи вопросов, интересовавших тех, кто собирался выехать в Канаду. В том числе, они справлялись о возможности трудоустройства в качестве чертежника, каменщика, механика, шофера, токаря-фрезеровщика, слесаря, опытного лошадника и т.п. Женщины хотели бы получить место домашней воспитательницы или швеи . Такой перечень кажется не соответствующим обычным представлениям о пореволюционной эмиграции, как о массе, в основном, образованных интеллигентных людей. Однако, необходимо учитывать тот факт, что в Константинополе в этот период скопилось довольно много бывших военнопленных и других лиц, которые оказались за границей в связи с событиями Первой мировой войны и не хотели возвращаться в Россию. Кроме того, некоторые успели получить новые специальности на открывавшихся для беженцев профессиональных курсах.
Российские беженцы, отправлявшиеся в Америку, порой становились объектом критики со стороны политических и военных лидеров зарубежной России, которые были заинтересованы в сохранении в эмигрантской среде идеи скорого возвращения на родину, а в ряде случаев, реваншистских настроений. (В Европе эти настроения подпитывались близостью российских границ и возможностью для определенных групп беженцев существовать за счет разного рода благотворительных фондов). Один из корреспондентов генерала А.С. Лукомского сообщал из Детройта в конце декабря 1926 г.: «Все раскололись на группы-партии, каждая с незначительным количеством членов – 40-50 человек, а то и меньше, спорят из-за пустяков, забывая главную цель – восстановление Родины!»
Переезжавшие в Америку, с одной стороны, невольно отрывались от проблем европейского зарубежья, с другой, должны были после очень краткого периода поддержки со стороны гуманитарных организаций, рассчитывать только на собственные силы. Они стремились «уйти из ненормального состояния беженства, как такового и перейти в трудное состояние эмигранта, желающего свои трудом пробивать свою жизненную дорогу ». В то же время, нельзя сказать, что российские беженцы, принимая решение отправиться за океан, были готовы бесповоротно порвать со своей родиной и ассимилироваться в Америке. Так, лиц, выезжавших в Канаду, беспокоил вопрос, есть ли там русское представительство и русские учебные заведения, куда могли бы поступить их дети .
Определенные проблемы для выходцев из России в рассматриваемый период возникли в эпоху «красного психоза» 1919-1921 гг., когда прокоммунистическая дореволюционная эмиграция подверглась полицейским репрессиям, а немногочисленные антибольшевистские круги диаспоры оказались в изоляции от основной массы российской колонии, увлеченной революционными событиями в России. Эмигрантские общественные организации сталкивались в ряде случаев в своей деятельности с негативной реакцией общественности и властей страны. Например, в ноябре 1919 г. отдел общества «Наука» (социал-демократического просоветского направления) в г. Йонкерсе подвергся нападению Палмеровских агентов, которые взломали двери клуба, разбили книжный шкаф и забрали часть литературы. Это происшествие напугало рядовых членов организации, в которой вскоре из 125 осталось всего 7 человек .
Антикоммунистическая политика США начала 1920-х гг. всячески приветствовалась консервативными слоями пореволюционной эмиграции – офицерскими и монархическими обществами, церковными кругами и т.п., но практически никак не сказывалась на их статусе или материальном положении. Многие представители «белой» эмиграции с огорчением констатировали симпатии американской общественности к советской власти, интерес к революционному искусству и т.п. А.С. Лукомский в своих воспоминаниях сообщает о конфликте (публичном споре) своей дочери Софии, служившей в начале 1920-х гг. в Нью-Йорке стенографисткой в Методистской церкви, с епископом, восхвалявшим советский строй. (Любопытно, что ее работодатели позднее принесли извинения в связи с этим эпизодом) .
Политические лидеры и общественность российской эмиграции были обеспокоены обозначившимися в конце 1920-х гг. намерениями США признать правительство большевиков. Однако основную активность в этом вопросе проявлял русский Париж и другие европейские центры зарубежной России. Российской эмиграцией в США время от времени проводились общественные акции, направленные против большевистского правительства и коммунистического движения в Америке. Например, 5 октября 1930 г. в Русском клубе Нью-Йорка состоялся антикоммунистический митинг . В 1931 г. Русская Национальная лига, объединявшая консервативные круги российской пореволюционной эмиграции в США выпустила воззвание о бойкоте советских товаров , и т.п.
Политические лидеры зарубежной России в 1920 – начале 1930-х гг. неоднократно выражали опасения в связи с возможной высылкой в советскую Россию русских беженцев, нелегально находившихся на территории США. (Многие въезжали в страну по туристическим или другим временным визам, проникали на территорию США через мексиканскую и канадскую границы). В то же время, американские власти не практиковали выдворение из страны лиц, нуждавшихся в политическом убежище. Российские беженцы в ряде случаев оказывались до выяснения обстоятельств на Эллис Айленде (центр по приему иммигрантов вблизи Нью-Йорка в 1892-1943 гг., известный своими жестокими порядками, т.к. «Остров слез»). На «Острове слез» вновь прибывшие проходили медосмотр и опрашивались чиновниками иммиграционной службы. Лица, вызывавшие какие-либо сомнения, задерживались в полу-тюремных условиях, комфортность которых зависела от класса билета, с которым прибывал иммигрант или, в ряде случаев от его социального положения. «Здесь-то и происходят драмы, - свидетельствовал один из российских беженцев. – Одного задерживают за то, что он приехал за чужой счет или с помощью благотворительных организаций, другого задерживают, пока за ним не явится родственник или знакомые, которым можно послать телеграмму с вызовом» . В 1933-1934 гг. в США велась общественная кампания за проведение нового закона, по которому все русские беженцы, легально проживавшие в США и прибывшие нелегально до 1 января 1933 г., получили бы право легализоваться на месте . Соответствующий закон был принят 8 июня 1934 г., причем выявилось около 600 «нелегалов», из которых 150 проживали в Калифорнии .
Следует подчеркнуть, что, в целом, российская колония не являлась объектом специального внимания американских иммиграционных властей и спецслужб и пользовалась политическими свободами наравне с другими иммигрантами, что в значительной степени определяло общественные настроения внутри диаспоры, в том числе, довольно отстраненное отношение к событиям на родине.
Таким образом, российская эмиграция 1920-1940-х гг. в Америке имела наибольшую интенсивность в первой половине 1920-х гг., когда сюда прибывали группами и индивидуально беженцы из Европы и с Дальнего Востока. Данная эмиграционная волна была представлена лицами различных профессий и возрастных групп, большинство оказалось за границей в составе эвакуировавшихся антибольшевистских вооруженных формирований и последовавшего за ними гражданского населения. Возникшее в 1917 – начале 1920-х гг. в Русской Америке репатриационное движение фактически осталось нереализованным и почти не сказалось на социально-политическом облике и численности российских диаспор в США и Канаде.
В начале 1920-х гг. сформировались основные центры российского пореволюционного зарубежья в США и Канаде. В основном они совпадали с географией дореволюционных колоний. Российская эмиграция заняла заметное место в этнографической и социально-культурной палитре Североамериканского континента. В крупных городах США существующие российские колонии не только пополнились численно, но и получили импульс институционального развития, что было обусловлено появлением новых социально-профессиональных групп – представителей белого офицерства, моряков, адвокатов и т.п.
Главными проблемами российской эмиграции 1920-1940-х гг. в США и Канаду было получение виз в условиях действия законов о квотах, нахождение первоначальных средств к существованию, освоение языка и последующее трудоустройство по специальности. Целевая иммиграционная политика США в рассматриваемый период определяла существенные различия в материальном положении различных социальных групп российских эмигрантов, среди которых в наиболее выгодном положении находились ученые, профессура и квалифицированные технические специалисты.
За редким исключением российские пореволюционные эмигранты не подвергались политическим преследованиям и имели возможности для развития общественной жизни, культурно-просветительной и научной деятельности, выпуска периодических изданий и книг на русском языке.
Литература
1. Постников Ф.А. Полковник-рабочий (из жизни русских эмигрантов в Америке) / Изд. Русского Литературного кружка. – Беркли (Калифорния), б.д.
2. Русский календарь-альманах = Russian-American calendar-almanac: Справочник на 1932 год / Под ред. К.Ф. Гордиенко. – Нью-Гейвен (New-Heven): Русское издательство «Друг», 1931. (Далее: Русский календарь-альманах… на 1932 год).
3. Пробуждение: Орган свободной мысли / Изд. Русских прогрессивных организаций Соединенных Штатов и Канады. – Детройт, 1927. Апрель. № 1. С. 26.
4.Хисамутдинов А.А. В Новом Свете или история русской диаспоры на Тихоокеанском побережье Северной Америки и Гавайских островах. Владивосток, 2003. С.23-25..
5. Зарница: Ежемесячный литературный и научно-популярный журнал / Русская группа «Зарница». – Нью-Йорк, 1926. Февраль. Т.2. №.9. С.28.
6. «Совершенно лично и доверительно!». Б.А. Бахметев – В.А. Маклаков. Переписка. 1919-1951. В 3-х томах. М., 2004. Т.3. С.189.
7. ГАРФ. Ф.6425. Оп.1. Д.19. Л.8.
8. ГАРФ. Ф.6425. Оп.1. Д.19. Л.10-11.
9. Ульянкина Т.И. Иммиграционная политика США в первой половине ХХ века и ее влияние на правовое положение российских беженцев. – В сб.: Правовое положение российской эмиграции в 1920-1930-е годы: Сборник научных трудов. СПб., 2005. С.231-233.
10.Российская научная эмиграция: двадцать портретов / Под ред. Академиков Бонгард-Левина Г.М. и Захарова В.Е. - М., 2001. С.110.
11. Adamic L.A. Nation of Nations. N.Y., 1945. P. 195; Eubank N. The Russians in America. Minneapolis, 1973. P. 69; и др.
12. Русские беженцы. С.132.
13. ГАРФ. Ф.6425. Оп.1. Д.19. Л.5об.
14. ГАРФ. Ф.6425. Оп.1. Д.19. Л.3об.
16. ГАРФ. Ф. 5826. Оп.1. Д. 126. Л.72.
17. ГАРФ. Ф.6425. Оп.1. Д.19. Л.2об.
18. ГАРФ. Ф.6425. Оп.1. Д.20. Л.116.
19. Русский календарь-альманах… на 1932 год. Нью-Гейвен, 1931.С.115.
20. ГАРФ. Ф.5863. Оп.1. Д.45. Л.20.
21. ГАРФ. Ф.5829. Оп.1. Д.9. Л.2.
В дореволюционном российском законодательстве эмиграция как правовое понятие отсутствовала. Подданным России запрещалось менять гражданство. Нарушивших закон, вне зависимости от сословия, ждала вечная ссылка в Сибирь и утрата имущества. Судьбу волн русской эмиграции начиная со средних веков и до конца ХХ века проследил историк Ярослав ЗВЕРЕВ. Эмигранты сходят с парохода на острове Эллис (штат Нью-Йорк), где в 1910-1930-е годы был крупнейший фильтрационный пункт для эмигрантов из Европы. Сегодня там — музей эмигрантов!
В средневековой России возможность сменить место жительства зависела от его сословного и экономического положения человека. Мощь средневекового государства, сама устойчивость аграрного общества определялась количеством земли и численностью людей, эту землю населяющих. Однако Русь отличала недонаселенность: свободной земли было много, а людей для ее обработки не хватало. Так что вместо эмиграции фактически происходило расширение территории княжеств на ранее незанятые территории северо-востока, куда с юга стекались люди, устрашенные набегами кочевников и привлеченные относительной безопасностью.
Одновременно с перемещением земледельческого населения переселялись и люди военного сословия — княжеские дружинники. Для них основой существования была служба князьям, а смена места жительства не представляла такого потрясения, как для обремененного инвентарем, скотом и семенами пахаря.
В начале XIV века воинские люди покидали разоренные монгольскими завоевателями южные княжества и переселялись на северо-восток — в Москву или на северо-запад — в земли Великого княжества Литовского. Это не было политической эмиграцией — в Литве говорили по-русски, Православная Церковь долгое время не преследовалась, а политической связи с Москвой черниговские или брянские дружинники не чувствовали. С другой стороны, из Литвы на Русь приезжали знатные политические иммигранты — знаменитый Довмонт, потерпевший поражение в борьбе за власть в Литве и нашедший себе место во Пскове, или Андрей, Дмитрий и Владимир Ольгердовичи, сыновья великого князя Литовского.
Новое положение возникает в XV веке по мере объединения русских земель и формирования Московского государства. Если раньше служилый человек мог в установленный срок покинуть службу и «отъехать» к другому князю, то теперь на Руси оставался только один государь — великий князь Московский и всея Руси. Московский государь претендовал на власть над всеми владениями Рюриковичей и отъезд своих подданных во владения прямого конкурента воспринимал как предательство. У князей-выходцев из недавно присоединенных земель такое отношение вызывало внутренний протест.
Ситуация обострилась в середине XVI века, когда Иван Грозный начал укреплять царскую власть деспотическими методами, и привыкшие к личной свободе аристократы превратились в рабов, которых в любой момент можно было пытать и казнить вместе с семьей по воле государя. Часть их не выдерживала и бежала во враждебную Литву, спасая свою жизнь от мнимой или реальной угрозы. Именно в Литву бежал будущий самозванец и бывший дворянин Григорий Отрепьев, который неудачно записался в холопы к поверженным боярам Романовым.
Другое направление эмиграции было южное. Если в XI-XV веках в южнорусских степях безраздельно господствовали сначала половецкие, а потом ордынские ханы, то в XV веке с падением Орды на Дону появились поселения казаков — людей, которые говорили по-русски, но при этом не признавали власти Москвы. В поселения казаков на Дону стекались те, кто не желал признавать над собой власти государства, разорившиеся служилые люди и не выдерживающие тягла крестьяне. На Дону и Волге сформировалась особая культура полуэмигрантов — людей, покинувших Россию, но не желавших терять связи с ней. Однако это не были люди, желающие навсегда покинуть родину, — они просто искали лучшей доли в стороне от властей.
В XVII веке устойчивый поток эмиграции был порожден церковным расколом. Для преследуемого старообрядца не было особой разницы в том, кто именно лишает его старой веры — московский царь, польский король или турецкий султан. Наоборот, во враждебном царю государстве он мог рассчитывать на более благоприятный прием как оппозиционер. В 1685 году группа старообрядцев-поповцев основала слободу Ветка в белорусском Полесье, под властью польского короля. Ветка служила центром притяжения старообрядческой эмиграции и превратилась в 40-тысячный город.
После разгрома Ветки русскими войсками в 1764 году часть старообрядцев переселилась из нее еще дальше, в пределы Австрийской империи. Еще ранее часть старообрядцев ушла в Молдавию и на Дунай, под руку турецкого султана.
В 1708 году, спасаясь от царского гнева, ушли в Турцию донские казаки-некрасовцы — участники разгромленного восстания К. Булавина. Они поселились сначала на Кубани, а затем на Дунае рядом со старообрядцами-липованами.
В 1709 году также под власть Турции и Крымского хана перешли поддержавшие мятежного гетмана И. Мазепу запорожские казаки. Затем часть казаков вернулась, но в 1775 году Екатерина II окончательно упразднила Сечь, и значительная часть казаков также ушла под власть султана, который поселил их на Дунае. Часть этих казаков вернулась в Россию во время победного похода Кутузова в 1811-1812 годах, еще часть — в 1828 году.
Наряду с «низовой» религиозной эмиграцией имела место и эмиграция представителей высших слоев общества. Однако для них ситуация осложнялась тем, что, в отличие от поставивших себя вне российского общества старообрядцев, дворяне были обязаны служить государю, и указ о вольности дворянства тут мало что менял. Эмиграция навсегда запрещалась. Для выезда за границу и даже для брака с иностранцем требовалось получить разрешение императора. Дворянин был обязан вернуться в Россию после истечения пятилетнего срока, если он пребывал за границей, а «невозвращенец» рассматривался как изменник, его владения конфисковывались. Поэтому в большинстве случаев такая фактическая эмиграция оформлялась как временная поездка: так уехал спасавшийся от гнева Павла I граф А. Г. Орлов. В его случае поездка и была временной, и после смены царствования Орлов вернулся в Россию.
Особой формой эмиграции было разрешенное невозвращение русских дипломатов: так, после отставки долгие годы жил в Лондоне русский посол С. Р. Воронцов, а в Вене — А. К. Разумовский.
Если в Европе оседали те, кто выбирал «культурный образ жизни», то в Новый Свет ехали люди, стремившиеся начать жизнь с нуля в новом молодом мире без крепостничества и условностей старого общества — именно таким он представал в описаниях немногочисленных путешественников и художественной литературе XIX века. Но таких эмигрантов-россиян было мало. Когда в 1856 году полковник И. В. Турчанинов решил начать новую жизнь в США, он не стал подавать прошений об отставке, а просто не возвратился из-за границы, и из службы его формально исключили только после двух лет отсутствия.
Однако еще вплоть до середины XIX столетия число прибывающих в Россию неизменно превышало число ее покидающих. И только после реформ 1861 года эмиграция становится массовой. По своему характеру основная ее часть была трудовой или экономической. За 1861-1915 годы Россию с ее аграрной перенаселенностью покинуло 4,3 миллиона человек: крестьян, ремесленников и чернорабочих. Правда, подавляющее большинство дореволюционных эмигрантов сами были иностранноподанными, в основном выходцами из Германии, Персии, Австро-Венгрии и Турции. А большая часть эмигрантов выезжала не из России в ее нынешних границах, а из западных губерний — Украины, Белоруссии, Молдавии, стран Балтии.
Первая мировая война привела к резкому спаду международных миграций (при этом резко возросли внутренние миграции, что связано в первую очередь с потоками беженцев и эвакуированных). Сразу же после Октябрьской революции (1918-1922) из России началась массовая эмиграция (от 1,5 до 3 миллионов человек) самых различных социальных групп российского населения, часть которой была принудительной.
Следующий этап эмиграции из России (1948-1989/1990) — эмиграция периода холодной войны, когда уехало примерно 1,5 миллиона человек. Выезжали в основном в Германию, Израиль и США.
В 1991 году президентом СССР Горбачевым был принят закон о порядке въезда и выезда из СССР советских граждан, и с этого момента, по сути, впервые в истории России эмиграция становится легальной. По своему характеру и мотивации она похожа на общемировую и определяется в первую очередь экономическим фактором: поиском работы, стремлением к повышению качества жизни.
До середины XIX века эмиграция была явлением редким и за пределами России не существовало большой русской диаспоры со своей инфраструктурой, научными учреждениями, музеями, редакциями газет и журналов, частными архивами и архивами эмигрантских организаций. История российской эмиграции как массового явления начинается с середины XIX века. Дореволюционную эмиграцию, в отличие от последующей, не принято делить на волны. При ее классификации хронологический принцип не является определяющим. В эмиграции второй половины XIX- начала XX вв. различают следующие крупные группы: трудовая, религиозная, еврейская, политическая. С понятием «эмиграция» тесно связаны поездки и длительное проживание за границей представителей дворянских, научных и других состоятельных слоев дореволюционной России.
В последней трети XIX века Париж превратился в крупный центр русской политической эмиграции, сюда не пускали только представителей крайних экстремистских течений. Прививка многовековой культуры воспитала во французах терпимость по отношению к представителям иной национальности, веры, политических взглядов. Демографический кризис последней трети XIX — начала XX вв. делал французские власти снисходительными к иностранцам. Русские пользовались их особой благосклонностью со времени наметившегося в последней трети XIX века политического сближения, завершившегося в 1893 году заключением русско-французского военно-политического союза. В Париже жили декабрист Н. И. Тургенев, народоволец П. Л. Лавров, анархисты Л. И. Мечников, П. А. Кропоткин, И. Е. Деникер, а также русские иезуиты. Все они пришли в открытое столкновение с властью или с господствующей религией. Они были лишены гражданских и имущественных прав и заочно изгнаны из страны. Возвращение на родину сулило арест, каторгу и ссылку.
Помимо политических, в Париж устремились эмигранты научные. Число русских исследователей в Париже в XIX веке сравнительно невелико, но среди них блистают звезды первой величины: географ-путешественник Петр Александрович Чихачев, этнограф и востоковед Николай Владимирович Ханыков, химик Владимир Федорович Лугинин, биолог Илья Ильич Мечников, физиолог Илья Фаддеевич Цион, географ Михаил Иванович Венюков.
Фотография сотрудников Института Пастера в Париже. В центре: И. И. Мечников
Русские эмигранты были одними из тех, кто изменил мнение образованных европейцев и снял клеймо подражательности и примитивности с русской культуры, а со своего народа печать грубой силы, рабской покорности, нравственной низости, двуличия и лживости, а именно таким он часто представал в сочинениях западных путешественников. Эмигранты стали проводниками культуры и интересов России за рубежом. Русские эмигранты стали членами многочисленных научных обществ и академий Западной Европы; двое, Чихачев и Мечников, удостоились редкой для иностранцев чести избрания в Парижскую академию наук, став членами Института Франции — сообщества пяти французских академий. В состав Института Франции в качестве члена Академии нравственных и политических наук вошел юрист и социолог М. М. Ковалевский.
2 Швейцария
Политические эмигранты из России в XIX веке стремились в Швейцарию. Политическая эмиграция — явление сложное, многообразное, включающее в себя весь спектр общественной жизни дореволюционной России. Традиционные принципы деления течений политической эмиграции на консервативное, либеральное, социалистическое или дворянскую, разночинную, пролетарскую эмиграцию и т. д. не отражают всего спектра российской политической эмиграции. Весьма условно можно выделить в истории политической эмиграции до 1917 года два этапа: 1. Народнический, ведущий свое начало от эмиграции в 1847 году А. И. Герцена и заканчивающийся в 1883 году с образованием в Женеве группы «Освобождение труда» объединившей первых русских марксистов эмигрантов. 2. Пролетарский с 1883 года по 1917 год.
Для первого народнического этапа характерно отсутствие политических партий с четко выраженной структурой и немногочисленность политических эмигрантов. В основном, это народовольцы. Второй этап истории политической эмиграции характерен образованием огромного количества различных групп, обществ и партий политических эмигрантов. Так же отличает второй этап от первого его относительная массовость — колонии русских эмигрантов, редакции органов печати, партийные органы образовались в это время во всех крупных городах Европы (основными центрами российской эмиграции являлись Женева — в ней на протяжении 1855−1917 гг. издавалось 109 российских периодических изданий, Париж — 95, Лондон — 42). К началу ХХ века за пределами России действовало более 150 российских политических партий.
Важным событием в истории российской политической эмиграции было создание в 1870 году группой эмигрантов во главе с Утиным в Женеве русской секции Интернационала. В 1887 году политическими эмигрантами для издания произведений социально-революционного характера был организован в Цюрихе «Социалистический литературный фонд». В соответствии с уставом это была беспартийная организация, с главной целью разъяснения основ научного социализма. Руководителем Фонда был П. Л. Лавров, который являлся и экспертом предлагаемых к изданию документов. На средства Фонда были изданы: «Исторические письма П. Л. Лаврова», работы Г. В. Плеханова и др.
Группа «Освобождение труда»
Начало второго или «пролетарского» этапа складывания российской политической эмиграции до 1917 года связано с образованием в 1883 году в Женеве группы «Освобождение труда». У ее истоков стояли бывшие лидеры народнического движения: Г. В. Плеханов — участник организации «Земля и воля» и лидер «Черного передела», П. Б. Аксельрод — соратник Плеханова по «Черному переделу», бывший главный редактор бакунинской газеты «Община», землеволец В. Н. Игнатов и другие. Группа положила начало марксистскому направлению в истории политической эмиграции. За рубежом участники группы «Освобождение труда» издавали «Библиотеку современного социализма» и «Рабочую библиотеку». Деятельностью группы «Освобождение труда» было подготовлено и образование в 1898 году и окончательное оформление в 1903 году РСДРП, причем в образование РСДРП большую роль сыграли члены группы «Освобождение труда» Плеханов, Аксельрод, Засулич. РСДРП создала наибольшую, по сравнению с другими эмигрантскими партиями и объединениями, инфраструктуру партийных организаций и групп за рубежом.
Конечно, в Швейцарии жили не только политические эмигранты из России. Самым «русским» городом Швейцарии была Жененва. В 1854 году там была официально создана первая русская православная община. Во второй половине XIX века все возраставшее количество русских поставило вопрос о строительстве православного храма. Инициатором постройки был протоиерей Петров, служивший в церкви при российской миссии. Большую сумму на возведение храма завещала первая жена цесаревича Константина Павловича великая княгиня Анна Федоровна. В 1862 году власти Женевы безвозмездно выделили в вечное владение православной общине участок земли для строительства церкви, и в 1863—1869 годах здесь по проекту петербургского архитектора Д. И. Гримма был воздвигнут Крестовоздвиженский храм.
3 Лондон
В XIX веке в Лондоне также нашли приют многие политические русские эмигранты. Они не только вызывали сочувствие у жителей британской столицы, но и сумели увлечь своими революционными идеалами многих представителей западноевропейской интеллигенции. С начала 1850-х по 1865 год наиболее заметной и колоритной личностью среди русской колонии британской столицы был писатель, публицист, философ, революционер Александр Иванович Герцен. В Лондоне проживал и близкий друг Герцена, поэт, публицист, революционный деятель Николай Платонович Огарев вместе с супругой Наталией Алексеевной Тучковой.
Герцен и Огарев. 1861 год
В 1853 году Герцен в Лондоне основал «Вольную русскую типографию», начал издавать совместно с Н. П. Огаревым газету «Колокол» и альманах «Полярная звезда», которые стали рупором протеста, их влияние на революционное движение в России было огромным. Герцен содействовал созданию народнической организации «Земля и воля».
В 1891 году в Лондоне революционером-народником Сергеем Михайловичем Кравчинским (псевдоним — Степняк) был основан «Фонд Вольной Русской Прессы», который занимался изданием пропагандистской литературы, запрещенной в России. Активнейшими сотрудниками Фонда стали русские революционеры Петр Алексеевич Кропоткин и Николай Васильевич Чайковский.
4 США
За период с 1861 по 1915 гг. в страны Нового света, в основном в США, из России эмигрировало 3 млн 978 тыс. человек. В основном это были безземельные крестьяне, ремесленники, неквалифицированные рабочие. Большинство из них не было этническими русскими. Более 40% эмигрантов составляли евреи. В США еврейские эмигранты заселяли, в основном, штаты Северной Атлантики, в первую очередь, Нью-Йорк, Нью-Джерси и Пенсильванию.
Политическая эмиграция в США тое существовала. В 70-е годы ХIХ века народовольцы стали проникать и в Америку. В 70-х годах там уже существовало несколько кружков и общин русских революционных эмигрантов (коммуна Фрея, Г. А. Мачтета и др.). Примечательной личностью среди русских эмигрантов в Америке был бывший иеродиакон российской миссии в Афинах, затем сотрудник Вольной типографии Герцена и с 1864 эмигрант в США — Агапий Гончаренко. Он же считается родоначальником русской прессы в Америке. Первым же политическим эмигрантом в США был полковник генерального штаба И. В. Турчанинов, эмигрировавший в США в 1856 году. Впоследствии он вошел в историю Америки как один из героев войны между Севером и Югом, в которой он принимал участие на стороне северян, командуя полком. До начала 1880-х годов число русских политических эмигрантов в Америке было крайне незначительно. Усилился поток политических эмигрантов после воцарения Александра III. Среди российских политических эмигрантов в США этого периода можно назвать Н. К. Судзиловского, Н. Алейникова, П. М. Фёдорова, В. Л. Бурцева и других.
В 1893 году после заключения договора между правительствами США и России о выдаче политических эмигрантов многие российские эмигранты вынуждены были выехать из США либо принять американское гражданство. Для политической эмиграции в США, как и для всей политической эмиграции, характерно постепенное отступление на задний план его народнической составляющей и к началу 1890-х годов полное доминирование социал-демократов. В частности, в 1890-х годах в Нью-Йорке активно действовало Русское социал-демократическое общество, в Чикаго — группа русских социал-демократов.